На берегах подаренной реки

Мысленно перенесемся в начало XVIII века, на берега полноводной реки Берди. В то далекое время она уже носила это звучное имя, которое позже и легло в основу названия появившегося здесь поселения.

Почему Бердь? Окончательного и стопроцентно достоверного ответа опять-таки нет. Возможно, наименование реки происходит от татарского слова «бирду», означающего «отдал, подарил».

Известно, что в XVI веке хан Кучум отдал эту реку с прилегающей территорией своему сыну Мурату, сделав его царевичем Берди. Возможен и другой вариант объяснения — от татарского слова «бердэш», что означает «единство, сплоченность». Есть еще предположение — русло Берди напоминало своими изгибами стрелецкое оружие «бер-даш»... Все бы ничего, только одно «но» — река текла и имела название задолго до того времени, как на ее берегу появился острог и стрельцы с бердашами.

Тот же Дмитрий Резун резюмирует: «Ясно одно: слово «Бердь» по своей исторической этимологии татарского происхождения, но взято оно русскими казаками от местного населения или же принесено сюда томичами — вот в чем вопрос».

И этот вопрос тоже еще ждет своего ответа и своих пытливых исследователей.

Итак, в интервале 1713—1718 гг. для отражения набегов воинственных кочевников и дальнейшего продвижения русских к верховьям Оби и богатейшим землям Алтая в устье Берди был заложен острог. Треугольник суши с неприступными отвесными берегами с двух сторон омывался водами Оби и Берди, которые уже сами по себе являлись естественными мощными преградами.

С третьей стороны к острогу, обнесенному рвом и земляным валом, подступал вековой сосновый бор. Трехсаженные стены из ошкуренных бревен, дозорные башни-бойницы и гарнизон, обеспеченный огнестрельным оружием, боеприпасами и продовольствием, были убедительным аргументом, чтобы внушить страх врагам, вооруженным луками, стрелами и копьями.

В старых документах сохранилось раннее, времен еще походов Ермака, свидетельство плененного и отпущенного атаманом татарского воина, который рассказывал хану Кучуму, как русские сильны, а «егды стреляют из луков своих, тогда огонь пышет и дым велик исходит... а стрел исходящих от них не видати... пансыри и колчуги наши не держат, все пробивает навылет».

Надо оговориться, однако, что построенный на Берди острог так ни разу и не был осажден. Вообще в этих местах русские землепроходцы и первопоселенцы, по всей видимости, не встретили сколько-нибудь серьезного сопротивления. Строился и обслуживался Бердский острог «служилыми людьми», взятыми на службу как добровольно, так и в принудительном порядке. Они делились на несколько разрядов: стрельцы, конные и пешие казаки, служилые татары, «люди литовского списка».

К последним относились взятые в плен литовцы, немцы, поляки. Жалованье «служилым людям» было двух видов: денежное и провианточное. Так, конным — атаману выдавалось 10 рублей деньгами, 7 четвертей муки и 7 — овса, казакам — 7 рублей и 7 четвертей муки. Пешим — сотнику по 10 рублей и 7 четвертей муки, рядовым — по 5 рублей и 5 четвертей муки. Кроме хлебных продуктов, выдавалось по одной четверти крупы и толокна.

Гарнизон острога не только нес сторожевую службу, он также способствовал сбору ясака с местного населения, «силой и спаиванием добывали для царской казны пушнину».

С отменой хлебного жалованья «служилым людям» пришлось осваивать земледелие. Земельные участки отводились им в размере, соответствующем хлебному довольствию.

«Служилые люди — казаки и стрельцы с их сотниками, пятидесятниками и десятниками оказали весьма важную колонизаторскую услугу для края тем, что, пользуясь промежутками мирного состояния, выходили из своих острогов и в большей или меньшей дали от последних устраивали хутора или, по сибирскому выражению, заводили заимки. Здесь они имели избы, содержали рабочий скот, косили сено и, по мере сил и средств, занимались хлебопашеством.

Правительство не только ничего не имело против заимочного хозяйства служилых людей — наоборот, было радо ему. Оно поощряло это дело и покровительствовало ему, с одной стороны, потому, что видело в заимках новые узлы для прикрепления отдаленной страны и новое средство обрусения ее. С другой — раздавая служилым людям, по их челобитьям, земельные участки под пашни и «дворовую сельтьбу», «под скотинный выпуск и под сенные покосы», оно слагало с себя обязанность платить указанным людям если не денежное, то, по крайней мере, хлебное жалованье, да еще с них же нередко брало за пользование землями по 4 или по 5 снопов в свою «казенную пользу». Бердское поселение, таким образом, все больше обретало вид хлебопашной слободы. Занимая плодородные земли и выгодное транспортно-географическое положение, оно быстро растет как сельскохозяйственный центр Приобья.

За стенами острога возводились дома для «служилых людей», хлебные житницы, хозяйственные постройки. Очень скоро вокруг острожного укрепления возник посад, где стали селиться люди, занимавшиеся промыслом, ремеслом, торговлей. Острог стоял на оживленном водном пути, и расторопные люди из посадских активно налаживали торговые отношения как с северными и западными областями Сибири, так и с южными алтайскими народами.-У «служилых людей» и населения окрестных деревень пользовались спросом привозимые из России товары: медные котлы, сковороды, чарки, зипуны и кафтаны, башмаки, зеркала, огнива, порох, прядь неводная, нитки, мыло, свечи...

Со временем острог стал не только военным укреплением, но и административным центром. Через Бердскую земскую и судную избу осуществлялось управление деревнями, подчиненными Бердскому ведомству. «Бердская малая изба писала «депорты» в большую Кузнецкую избу». Дело в том, что до 1717 года Бердский острог находился под началом томских воевод, в томскую казну поступал оброк, собираемый с первопоселенцев. По указу сибирского губернатора от 1 апреля 1717 года, все правобережье верхней Оби от Берди на юг передавалось в ведение Кузнецка.

Во время первой переписи в Сибири 1719—1722 гг. в верхнем Приобье учтено 34 населенных пункта, в которых жили 1178 крестьян мужского пола. По данным Сибирского приказа, в ведомстве Берд-ского острога числилось 433 двора с 1582 душами мужского пола. Проведение Московского тракта через Бердск в 1730-х годах резко изменило жизнь села. Хотя по-прежнему основным занятием жителей оставалось хлебопашество, многие в это время начали заниматься извозом, ремеслами и промыслами. В 1760-х годах у бердчан было уже три кузницы, в подведомственных деревнях насчитывалось 34 водяных мельницы. Среди жителей немало было плотников, столяров, сапожников, кожевенников.

Большинство деревень Бердского острога было основано беглецами петровского времени. От непосильных поборов и гнета бежали в Сибирь крестьяне северных и центральных губерний России. Сюда же стекались участники народных восстаний, недовольная вольница, религиозные вольнодумцы, подвергающиеся гонениям старообрядцы. «Напрасно на путях, по которым шли беглецы, правительство ставило заставы. Утекленцы умели пробираться по глухим тропкам, минуя заграждения». Приток на берега Берди такой «вольнолюбивой публики» в какой-то степени проясняет то, что Бердский острог снискал себе славу одного из самых «бунташных» поселений. Здесь имел место первый в истории новосибирского Приобья крестьянский бунт 1725—1732 гг. под руководством бердского крестьянина Прокофия Соколова.

Возмущенные непосильными повинностями и платежами, усугубляемыми к тому же притеснениями со стороны воевод и приказчиков, бердские хлебопашцы выступали еще в 1736-м против приказчика кузнецкого сотника А. Хабарова и в 1746-м — из-за сына боярского С. Мельникова, чинившего жителям «разорение».

Обычным делом была подача коллективных челобитных. Нередко выбранные на сходах отправлялись с челобитьем прямо в губернский центр, считая, что у воеводы не добиться справедливости — слишком часто приходилось крестьянам сталкиваться с лихоимством местных начальников.

Среди имевших непосредственное отношение к строительству и дальнейшему становлению Бердского острога было, наверняка, немало достойных людей, неординарных личностей. Вспомним одного из них. Доподлинно неизвестно имя того человека, кто строил острог. Но можно думать, что им был кузнецкий сын боярский, а потом сибирский дворянин Иван Буткеев.

Вообще фамилия Буткеевых была распространена в Сибири XVII века в Тобольске и Кузнецке, и основателем ее, скорее всего, был польский шляхтич Петр Буткеев, родом из Минского воеводства, взятый в плен русскими во время войны с Польшей. В 1661 году он был прислан на службу в Кузнецкий острог, тогда это была обычная практика пополнения служилыми людьми сибирских гарнизонов. Интересно, что, когда после русско-польской войны стали размениваться пленными и для этого проводили в сибирских городах опрос — кто хочет вернуться на родину, Петр отказался, заявив: «В рабью землю к польскому королю не пойду». Иван Буткеев родился в Сибири, судя по документам, примерно около 1669 года. Из его биографии, до появления в Бердском остроге, мало что известно, можно лишь с большой долей уверенности утверждать, что человек это был смекалистый и неробкого десятка.

О том, что Иван Буткеев был человек самостоятельный и умел брать на себя ответственные решения, хорошо говорит случай, происшедший весной 1717 года.

В Бердский острог, где он был приказчиком, прибыл отряд томских казаков во главе с сыном боярским Ф. Кичиковым. Они имели задание разыскать беглых томских крестьян. Начались сыски и допросы среди бердчан, народ заволновался.

Спесивый Кичиков впридачу еще подлил масло в огонь, заявив, что приказчик Буткеев, якобы, призвал жителей острога не повиноваться и оказать томичам вооруженное сопротивление. Иван Буткеев назвал обвинения в свой адрес «воровским изветом» и сумел отстоять интересы жителей вверенного ему острога.