Протоиерей Валентин Бирюков

"Ту духовную любовь я никогда не забуду..."

Наша встреча с протоиереем Валентином произошла незадолго до 9 мая, накануне празднования 60-летнего юбилея Великой Победы... Мы пребывали в поиске интересных героев-ветеранов для праздничных военных программ «Играй, гармонь!», и когда узнали, что недалеко от Новосибирска в г. Бердске живет и служит Богу ветеран Великой Отечественной — православный священник, наши сборы были недолгими. А в ходе беседы обнаружилось, что в молодые годы, как раз во время войны, батюшка Валентин играл на гармошке, конечно, знает песни фронтовых времен и подпел под мою гармонь с удовольствием. В общем, в плане интересного сюжета для телепередачи наша поездка в г. Бердск оказалась вполне успешной. Батюшка и на гармошке поиграл с увлечением, правда, попросив перед этим «выключить аппарат», т.е. телекамеру.

Интервью с отцом Валентином вошло в программу «Дорога жизни», посвященную защитникам г. Ленинграда, и, к сожалению, многое из разговора осталось за кадром. Перед вами на этих страницах — попытка восполнить пробел...

Анастасия Заволокина

Анастасия Заволокина: — Батюшка, для Вас День Победы — святой праздник?

Отец Валентин: Да! Этой радости не забудешь никогда! Такой радости в моей жизни никогда больше не было. Война — проверка наших душ... Ведь война на нашей планете началась, когда на земле было всего четыре человека — Адам, Ева, Каин и Авель. И зло до сих пор продолжается. Дьявольские силы стараются сбить человека с правильного пути. Но нам Господь дал веру православную, а «православие» так и называется, потому что вера права и славная...

А.З.: — Вы с детства православный?

о.В.: — Да, и родители, и деды были верующими. Благодать Божия всегда есть в людях, только мы ее не замечаем...

А.З.: — Вам сколько лет было, когда война началась?

о.В.: — Девятнадцать. Я как раз учился в Омске в военной школе... И поехали мы до Ленинграда, как по «зеленой улице». Там нас блокада и ждала. В первую очередь наши разбомбили продовольственные склады, фашист-то подступал, и сами же голодными остались... Люди возили землю, растворяли в воде — может, соль или сахар найдутся, или крупа... Я наводчиком был при пушке, на Ленинградский фронт попал. Защищали город, Ладожское побережье. Только сделаем блиндаж — нас в другое место! Лошадей, машин не было, пушки сами тащили. Питались травой, мололи ее на водяной мельнице и из этой муки делали хлеб. Одна булка — на 8-9 солдат...

А.З.: — Как же воевали-то голодные?

о.В.: —Почему голодные? Травой питались, отвары делали. Еще маленько улыбались... Шутили, Ложимся спать, а Ленька Колосков: «Слышь, Валентин, ты своих вшей не пускай, у меня своих полно...». Помню, мы с ребятами (у нас — кто с Волги, кто с Харькова, кто с Перми, в общем, вся Россия в одном окопе) — сразу договорились не курить, матом не ругаться... Мы все верующие были, узнали, что крестики у всех, и договорились. Жалели друг друга, жили без грубости. Молились. Убьют кого — «упокой, Господи, нашего солдатика...». Я ту духовную любовь никогда не забуду. В 1944 году в августе пришла посылка Осипову Михаилу — пряников шесть килограмм из Перми. Он выдал каждому по два пряника в обед и себе — два. Я ему: «Миша, бери больше, твои же!». А он —нет, всем одинаково. Поставили их под стол и ели по две штуки в обед, пока не кончились, никто к коробке и прикоснуться не смел, хотя все, как шакалы, голодные...

А.З.: — Какую же это силу духа и любовь друг к другу нужно иметь?..

о.В.: — Да... Как же мы любили друг друга... А в настоящее время у людей и хлеб, и соль, и баня есть, а мира нет... Мой племянник из армии пишет, чтобы не присылали посылок, все равно отберут. Мы молились со слезами, не то что сейчас. Я сыночку Петру говорю: «Что сейчас молятся? Стоят ровнехонько, вот мы молились—на колени упадешь, плачешь: «Господи, прости, помоги!». А Петр мне: «Что же ты сейчас так не молишься?» Я: «Так бомбы-то не рвутся...».

А.З.: — Сколько сынков у вас?

о.В.: — Трое! И все священники. Я вот учился в школе в сталинское время — перекреститься было нельзя, про Бога говорить нельзя. Ужас! У кого иконы, кресты — всё забирали... Ну а когда война началась, вспомнили ведь о Боге — Сталин обратился ко всем: «Братья и сестры!», над Ленинградом митрополит Алексий с иконой линию фронта облетал, у нас в батарее записки собирали «за здравие» и «за упокой». Политрук Соколов в 1943 году на рассвете читает приказ Сталина — открыть церкви, одеть погоны. Мы радовались, что теперь бабульки, дедульки, может быть, помолятся за нас. Но мы и на фронте Бога не забывали. Политрук был партийный — молился, командир батареи молился... Перед боем, помню, обнимемся: «Братик, прости...» Другая школа была, духовная... И Господь нас спасал в самых страшных ситуациях. Дважды мне было предсказано, как бы прозвучало в груди: сейчас вот сюда прилетит снаряд, убери солдат, уходи. Не могу молчать, сам язык кричит: «Быстро убегаем!». Было это 3 августа 1942 года. И еще в 1943-м на Пасхальной неделе в Сестрорецке. Друг другу шепотом «Христос воскресе!» сказали — и начали копать окопы. И мне снова как бы голос слышится: «Убирай солдат, отбегайте в дом, сейчас сюда снаряд прилетит». Я кричу как сумасшедший, дергаю дядю Костю Вострикова (ему лет сорок, а нам по двадцать было). «Что ты меня дергаешь?» Я: «Быстро беги отсюда!» И мы всем нарядом убежали в дом. Точно, минуты не прошло, как снаряд прилетел, и на том месте, где мы только что были, уже воронка... Потом солдатики приходили: «Да милый ты друг, да как ты знал?». Облепили, как пчелы, плачут, благодарят. А благодарить надо не меня — а Господа славить за такие добрые дела. Ведь если бы не эти «подсказки» — и я, и мои друзья давно бы уже были в земле. Мы тогда поняли, что Господь за нас заступается.

А.З.: — А ранение когда получили?

о. В..- — 2 марта 1944 года. Осколок у меня в позвоночнике до сих пор сидит — чугунина в сантиметр величиной. Хирург два осколка вытащил, а третий не смог... В госпитале, помню, принесут 2-3 кусочка сушеной картошки с несколькими крупинками овсянки в тарелке — и все. Несолено, без жиров. Я сестре Анастасии Васильевне свой запас 50 рублей даю: «Купи, что жевать можно...». А она мне: «Сыночек, да магазинов-базаров нет, продавать-то нечего». Один офицер услышал: «Сходи в офицерскую столовую, может, там очистки картофельные есть». А другой: «Да ты что? Картошку и вовсе не чистят, так варят...». Сестра на другой день утром мне шепчет: «Вот купила две помидорки соленых, зеленых...». Дала мне половинку: «Кушай, только не чавкай, другие услышат — просить будут...». А какое там чавкать — проглотил, и всё. Остальное в сейф положила и выдавала каждый день по половине. У меня слезы от радости текли... Может, тем и выжил.

А.З.: — Как Вы про Победу узнали?

о.В.: — Нам сказали 8 мая, еще до всеобщего объявления, были невдалеке от Кенигсберга. Как мы выскочили на улицу, друг друга обнимаем, хоть и голодные, уставшие... «Слава Богу!» — кричим. Как мы радовались, как Бога благодарили! Плачем, глянем друг на дружку: «Ленька, мы живые! Мишка, мы живые!». И опять по новой обниматься...

А.З.: — Батюшка, а вы гармошку любите?

о.В.: — Да, я и на баяне, и на гармошке-двухрядке играл. Когда в Омске учился, солдатики по рублю собрали и купили мне гармонь. 42 рубля стоила.

А.З.: —Что пели?

о.В.: — «Катюшу» любимую... Еще песню про Ладогу помню... (Поет.)

«Эх, Ладога, родная Ладога!

Метель, и шторм, и грозная волна...

Надаром Ладога родная

«Дорогой жизни» названа».

А.З.: — Что бы Вы пожелали ветеранам, может, даже своим однополчанам?..

о. В.: — Чтобы каждый раскаялся и приготовился к вечной жизни. Господь нам даровал бессмертную душу. Всем доброго здоровья. Надо жить и Богу служить! Бог, мир и любовь да будут со всеми нами!

Играй, гармонь №15 (№1-2005)