Без Бога мы не можем себя сохранить от силы вражией.
|
|
Свидетельство о. Валентина Бирюкова
История, конечно, была не проста, учился я в военной школе в Омске и когда
уже попал в блокаду (это кратко я все говорю) мы все были верующие
солдатики, были с крестиками, уважали друг дружку и договорились так,
чтобы никакой обиды никакого хульного слова у нас не было.
Так мы и жили и воевали.
Был такой случай. Однажды мы готовили себе
кухню, а потом обстреливали нас как бы шахматным порядком кругом, спереди
и сзади слева и справа снаряды, а мы оказывались в середине. У меня душа
ощущает - голос мне говорит: - убирай солдат, сейчас сюда снаряды
прилетят. Так было.
Я кричу, сколько мочи. Мы убежали в ближайший дом, рядом 18 метров было
до него, и через минуту пришел снаряд, и наша кухня разлетелась как
пуховая подушка. Все подошли, плакали, благодарили и удивлялись, как это я
даже сам не ощущал этого.
Так это было дважды.
И когда уже с фронта пришел, поступил я в магазин. Работал в магазине, и
захотелось мне идти в семинарию. Я не мог мой магазин сдать около трех
лет, я пытался сдать, но никто не соглашался принимать.
Потом приходит ко
мне в магазин человек, называет по имени и говорит - встань на восток
лицом, трижды себя перекрести, я расскажу тебе о твоей прошедшей и будущей
жизни.
Я встал на колени, трижды перекрестил себя, он называет всех моих друзей
с кем я воевал и сказал: - вот хорошо, что вы договорились, чтобы никогда
хульных слов не было, и всегда вы просили Господа, чтобы Он оставил вас в
живых. Если бы вы матерились, и хульное поведение у вас было, то ваши
косточки все были бы там зарыты. И человек этот мне сказал, что в Барнауле
Господь воскресит женщину, и ты у нее будешь и это проповедь величайшая,
чтобы подкрепить нашу веру.
Так это было.
И после этого я уже сдал магазин и все-таки по милости Божией попал в
церковь. И в церкви я служил сначала в Томске, в Красноярске служил и
когда я услышал, что в Барнауле воскресла женщина, я приехал, выбрал время
приехал к ней. Задаю вопрос: - как на том свете? Она меня спрашивает: - вы
у меня не разу не были? Я говорю, нет. И она заплакала и удивилась, какие
верующие люди есть, верят, я никогда бы даже мамочке не поверила, что со
мной было так.
Я хочу рассказать еще. Когда я был у Клавдии, однажды приходит женщина,
перекрестилась и говорит: - ой у какого человека была. И рассказала, что
он обличил ей два греха. Я спросил адрес - Алейск.
Я приехал туда, захожу к нему, он называет меня по имени, расстегнул мне
пальто и говорит: - сейчас придет женщина, и будем служить водосвятный
молебен. Приготовил все для водосвятия кропило и все необходимое. Через
две минуты пришла женщина - батюшка можно вас попросить послужить
водосвятный молебен? У меня сынок пришел с армии и лежит в больнице два
месяца и ничего не помогает. Да да, пожалуйста, уже все было готово. И
когда освятили водичку, он бидончик взял ей вылил.
Я поинтересовался у этой женщины, когда она пошла одеваться, спросил: - а
вы сегодня были? Она говорит, нет. А вчера? Да я ни разу не была, только
первый раз пришла. Мне неудобно стало потому, как я полюбопытствовал.
Потом она подосвиданькалась и ушла.
Батюшка приглашает меня в ту комнату, задал мне вопросы, я ответил. Когда
он назвал меня по имени, я заинтересовался, думаю, хоть бы обличил во мне
какой-нибудь грех. И действительно он помог мне обличил во мне один грех.
И этот грех действительно у меня был.
Вот это великий документ.
Потом Мария Яковлевна старая монашенка и он тоже старенький, пригласили
обедать. Помолились, сели за стол. Я сижу у окна, он рядом со мною,
матушка с краю. Я только суп хлебнул и мне так понравился (была пятница)
настолько вкусный суп я уж не голодный был, а он мне говорит: - а знаешь,
почему суп вкусный? Я посмотрел на него и удивился. Ведь я вопросов не
задавал, только подумал, что вкусный суп, а он мне уже хочет ответить.
Потому, что матушка Мария Яковлевна все правило монашеское исполняет:
читает, молится и все благословляет, все готовит с молитвою. Вот поэтому
такой ароматный, вкусный суп.
Я тогда думаю только про себя, как же он
прожил, что мои мысли знает? А он мне сразу отвечает тут же: - а вот
сейчас покушаем и я расскажу, какая моя была жизнь. И мне стало неудобно,
думаю, он мои мысли знает.
Я тогда только думаю про себя Господи, дай мне хорошие мысли. Он мне также
отвечает быстро: - вот-вот проси Господа, чтобы Господь тебе даровал
хорошие мысли, потому что написано, просите и дано вам будет. Я тогда
глянул на него, думаю, как же он видит мои мысли. Я тогда начал Иисусову
молитву читать Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя, грешного.
Он
мне тут же говорит: - вот-вот, всегда читай Иисусову молитву, потому что
монахи и все православные христиане всегда в свободное время куда
пошел-поехал, читают Иисусову молитву. Вот и ты всегда твори Иисусову
молитву дело какое-нибудь делать можно, куда-нибудь поехал-пошел и читай
Иисусову молитву. И душа всегда будет занята, и тогда врагу делать в этой
душе будет нечего.
Когда поблагодарили Господа, он говорит: - пойдем в горницу. Мы пошли, я
иду сзади, он впереди меня и я увидел на стене часы, посмотрел на них и
думаю, сколько времени осталось до отхода поезда потому что, уходя с
вокзала, я спросил через, сколько времени поезд пойдет на Барнаул.
А он
мне сразу отвечает: - еще два часа осталось. Успеем поговорить, и я все
расскажу. Мне так стыдно стало он все-все даже затылком ко мне, и то видит
мои мысли. Я стою, даже боюсь садиться. Он говорит: - садись, буду
рассказывать как я жил.
И вот начал рассказывать.
Мне было двенадцать лет, я уже службу знал, пономарем был в церкви в
Алейске и когда я подрос, мои друзья все были уже женаты, имели детей, а у
меня подруги еще не было. Мне сказали: - Миша, твои друзья все женаты, у
всех уже дети, а ты еще не имеешь невесты. Смотри вон Мария, какая
девушка, родители такие трудолюбивые, верующие, добрые, да и сама Мария, а
вот не может себе пару подобрать. Ну-ка провожай ее.
Я успел только два раза проводить ее до дому и все больше ничего. И когда
я остался однажды в алтаре, сделал сто поклонов и просил Господа чтобы
Господь мне благоволил открыть мое будущее. Чтобы я мог знать, жениться
мне или нет. Потом я пришел домой, убрал скотину, мы держали лошадку,
коровочек и лег спать. И утром я встаю, чувствую какая-то слабость.
На
другой день, на третий день слабость. Аппетит потерялся, не могу кушать,
все во мне ослабло, и потом я уже так заболел, что не могу даже скотиночке
дать корму.
Пригласили батюшку, исповедал батюшка меня, я ему рассказал все. Батюшка
ушел, мамочка с папочкой плакали, а я уже даже не могу кушать, в рот не
могу взять ничего. Мамочка так плачет, и мне так жаль стало маму и говорю:
- Господи, как мне маму жалко, она так плачет, оставь меня живым. Я
чувствовал, что мне уже не жить. И все, больше я ничего не сказал. Мама
помолилась с папой, потом они пошли управляться, а когда они пришли я маме
говорю: - мам дай испить водички. Мать обрадовалась.
И так я стал кушать, поправляться и пошел с церковь; вскоре мне было
видение. Как поступят с церковью, все было предсказано за два года. Я
видел, кто это будет, ломать иконы, бить.... Потом батюшка меня спрашивал:
- будешь жениться. Я говорю, нет, нет, буду монахом. И потом меня
рукоположили в диакона, два месяца пробыл диаконом, а потом рукоположили
меня во священника.
Два года прошло, и вот заходят эти же люди, которые мне были указаны в
видении, берут они иконы, бьют, колотят все, меня и батюшку на Колыму.
На Колыму когда приехали, там тысячи тысяч было верующих людей,
священники, диаконы и монахи. Делали бараки, ловили рыбу, чистили, бочки
делали. Общая столовая была, общая казарма. Нам запрещалось разговаривать,
хоть о чем, хоть на работе, хоть в столовой.
Запрещалось говорить совсем. Мы могли только шепотом или мимикой сказать,
но не вслух. Среди нас были слабые, старенькие были - сразу подходят и
пулю в затылок и все: - закопать собаку. Так называли.
Мы устали, вшей было, голод, нас кормили рыбными головками. Кусочек
маленький хлебушка ржаного, кружку кипятка безо всякой заварки, про сахар
даже и говорить не надо.
Однажды мы сидели за столом, и я насмелился. Я сидел близко у двери, а
там стоял часовой - здоровый солдат, я сказал потихоньку, вполголоса - нас
здесь пасут с дубинушкой и кормят как скотинушку. Он увидел и услышал, что
я говорю, и узнал, что это я говорю. Подошел ко мне своими руками взял как
клешнями, сила в руках, меня как жгутом перетянуло.
И он вывел меня на улицу, снял с меня шапку, с крыши капала снеговая вода
холодная, он мое темечко поставил под эту каплю, капля ударяет по темечку,
и сказал мне: - стой смирно. И когда я уже не могу стоять, кричу, замерзла
голова, он: стой - крикнул на меня. Я стою. И еще вторично сказал: все, я
не могу стоять. Он размахивается на меня прикладом, хотел ударить по лицу,
но не ударил. И я еще остался стоять и потом, у меня закружилась голова, я
упал, не знаю как, был уже без сознания.
Очнулся я в больнице. И когда я в больнице очнулся, не знаю, сколько был
без памяти, у меня голова страшно горела в огне. Температура страшенная
была, я как будто лежу в каком-то огне, страшная температура была. Я начал
руками шупать свою голову - не горит ли она, голова как будто бочка
огромная. Пощупал - голова вроде бы нормальная, а мне кажется, что она
большая. И у меня менингит.
Я пролежал около трех месяцев, в этой больнице, но все-таки пожалели меня
потому, что я хульного слова не сказал, никого не обидел, никто от меня
грубого слова не слышал, Задавали мне вопросы, а я только говорил: - маму
мне надо, мама, мама, возьми меня.
И вот пришел новый конвой, привезли еще новых людей туда, и меня отдали
двум конвоирам, они привели меня домой. Я упал, через крылечко шагнул,
мамка с папочкой дома были, заплакали от радости, что Миша живой.
Он был уже пострижен в монашество с именем Пимен.
Я долго болел, совершенно не ощущал никакой жизни, во мне только теплилась
молитва, больше у меня памяти абсолютно ни к чему не было, потому что
страшенная боль была. Когда я молюсь, у меня терпение есть.
И вдруг во время войны одна знакомая женщина приносит газету. - Батюшка,
Сталин приказ написал, открываются церкви, одеваются погоны. Прочитали эту
газету, поплакали, чайку попили, и она ушла. Ушла, и вот через два с
лишним часа приезжает председатель исполкома Алейского, газету привозит,
два старичка с ним приехали.
Батюшка, здравствуй, как ваше здоровье? А я смотрю на них и не могу
ответить даже, о здоровье спрашивают меня, позаботились. Председатель
исполкома говорит: - батюшка вот газета, открывают церкви, а у нас служить
некому, ни одного священника нету. Церковь стоит, все там убрали, мы на
вас надеемся, поедем служить, люди просят. Я спрашиваю: - а туда не
увезете меня снова? Показал в ту сторону на восток. - Нет, нет, все уже
прошло.
Тогда одели меня, приехали к этой церкви, из которой меня взяли. Я из
кошевки упал, слезы полились, я не могу остановиться, на коленях полз до
алтаря, так по церкви прополз и со слезами. В алтарь зашел, там престол
весь в пыли, в этой церкви находилось зернохранилище. Зерно убрали, но
пыли много осталось.
И когда все принесли, ризу принесли люди, книги, певчие старушки пришли,
старички, я мог только выговорить: - Благословен Бог ... И упал и не мог
подняться, слезы меня задавили. Меня эти два старичка подняли, и я снова
продолжаю: - Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков.
Аминь.
И пошла служба.
Я три дня служил и днем и ночью. Два часа я только спал в
ночь, а остальное время у нас была служба. Мы плакали и молились.
И все-таки сила свое делает. При Хрущеве эту церковь снова закрыли. Тогда
я уже имел дар прозорливости, и все уже знал. Мы все убрали, и приходят из
исполкома два человека, у них свой замок, своя печать, закрыли снова эту
церковь. И так я дома начал молиться, по ночам молился.
И вот однажды мы освящали пасхальные куличи ночью, только своим
доверенным людям, они приходят по одному. И я знал, что вот в эту Пасху
придут за мною.
Милиция узнала об этом по доказу. Сами они не могли
узнать, все-таки люди языками своими то и то говорят. И когда мы отслужили
пасхальную службу кратенько, освятили куличи, все разошлись.
Я освятил комнату, стою дома, молюсь. Приготовил шесть стульев. И вот
приходят пять милиционеров, заходят, здравствуйте, здравствуйте, я со
всеми по ручке поздоровался, каждого назвал по имени и отчеству. Они тогда
фуражки свои сняли. Один сказал: я еще таких людей не видел. - Садитесь
сыночки.
И вот они сели, я им всем до единого рассказал каждому грехи. И тогда они
стали моими друзьями.
Все-таки сила Божия всегда побеждает вражию силу.
Это мы ощущаем и до сегодняшнего времени, и это подкрепление для нас,
верующих, мы должны относится с благодарением Господу за все милости
Божии.
Все Господь делает так, чтобы мы не забыли веру Христову, и всегда имели
между собою любовь, без любви Божией мы все погибнем, как и погибает
всякая сила вражеская. Много об этом можно говорить, но документы и факты
доказывают. Так что люди Божии, мы должны с вами обратить на это внимание
и позаботиться о своем покаянии.
Те усопшие души, которые видела Клавдия на том свете, просили Клавдию
передать нам, чтобы поминать их, хотя водицею.
Поминать надо, молиться
надо. Сейчас Великий пост, все мы призваны к тому, чтобы соблюдать любовь,
без любви в нас не будет жизни. Без Бога мы не можем себя сохранить от
силы вражией.
Бердск 1996г.
|