МЫ ПОМНИМ ВАС, ЗЕМЛЯКИ!

Братья АЗАРОВЫ В семье Азаровых росло трое братьев. Все они родились в Бердске. После смерти родителей старший брат Петр, взял дальнейшую судьбу младших братьев - Степана и Дмитрия - в свои руки. Трудолюбивый и хозяйственный, во всем очень аккуратный, Петр достойно нес нелегкую долю воспитателя. Он обзавелся лошадьми, вместе с братьями брал подряд (в 30-е годы принимал участие в строительстве дороги на Искитим) - этим и жили. Когда наступило совершеннолетие, Степан и Дмитрий поочередно уходили в армию для прохождения службы. Возвратившись, продолжали жить дружно, опираясь на деловитость и крестьянскую мудрость старшего брата. Началась война... Петр, Степан, Дмитрий уехали на фронт почти в один день. Все они участвовали в битве за Москву. Прошли через многие бои, честно выполняя свой сыновий долг защитников Родины. До конца, до последнего дыханий! Им не суждено было вернуться к своим семьям... Вечная им память! 

Евгений НУЖИН. Старший лейтенант Евгений Нужин - один из братьев Нужиных, геройски сражавшихся на фронтах Великой Отечественной, - был профессиональным военным, танковую школу закончил еще до войны. Фронтовые дороги привели Евгения в Духовщинский район Смоленской области. Танковый взвод под командованием Е. Нужина ворвался на оборонительные позиции врага, сокрушая его огневые средства и живую силу. Накал боя не снижался. Всюду гремели выстрелы орудий, разрывы снарядов, треск пулеметов и автоматов. В эти минуты боя вражеский снаряд поразил машину командира взвода, танк загорелся. Объятый пламенем, выкатился клубком Евгений и попытался сбить огонь, прыгающий языками по комбинезону. В это время в хоре неутихающей стрельбы прозвучал выстрел, который оборвал еще, одну молодую жизнь... Боевые друзья похоронили Евгения 17 сентября 1943 года у д. Мишине в Смоленской области; в Бердске родственникам вскоре пришел его обгоревший комсомольский билет. Спартак АБДУЛИН УТРО ВОЙНЫ (документальный рассказ) В казармах артиллерийского дивизиона сыграли отбой. Тишину короткой июньской ночи изредка нарушали гудки проходящих поездов. Командир батареи старший лейтенант Станислав Станкевич спал беспокойно. Ему приснилось море. Разыгрался сильный шторм, шум его нарастал, набирал силу и огромная волна уносила в пучину Раису с Вадимкой... - Проснись, Стасик! Что это... Станислав отбросил одеяло и распахнул окно. В утреннем небе медленно плыли самолеты. Гул моторов сотрясал воздух, дрогнул под ногами пол, зазвенели, ударили в лицо осколки разбитого стекла. - Рая, мигом собирай вещи и - на станцию. Прощай. Береги сына. Не задерживайся ни одной минуты. Уезжай к родителям, в Бердск. Это - война, Рая... Через час артиллерийский дивизион, подняв на колеса весь боекомплект, снялся с летних лагерей и по проселочной дороге стал отходить на Минскую автостраду. Артиллеристы замыкали колонну подразделений. Сто , километров отделяли их от польской границы. Там, по всей видимости, шли бои - гул разрывов снарядов приближался. Радисты докладывали: эфир забит немецкой речью. Во вторник, 24 июня, на автостраде противотанковые орудия дивизиона заняли оборону. В середине дня показались немцы. Шли густой цепью, под прикрытием авиации. Танки и бронемашины с крестами на бортах не могли развернуться в боевую линию,- не позволяла заболоченная местность, а потому шли колонной по дороге. Артиллеристам это обстоятельство оказалось на руку. Станислав присматривался к бойцам. Первый бой - это всегда серьезное испытание. Видел растерянность отдельных воинов. Краем уха услышал разговор: "Во, прут, так прут! Смотри, сколько техники: в небе черно и на земле свободного места нет. Разве перебьешь их..." В небе, действительно, господствовали немцы. Ближние аэродромы были разбиты в первое же утро войны. - Ребята! - обратился к артиллеристам Станкевич,- поверьте своему командиру: вся эта орда побежит назад уже через несколько минут. Главное - не мазать. Бить наверняка. Подкалиберными, заряжай! Орудия открыли огонь по танкам. Бить по скученным машинам было удобно и многие из них сразу же задымили. Встретив плотный огонь, танки стали отходить. Оставшись без прикрытия, цепи наступающих залегли. Повеселели бойцы. - Драпают... Бегут, немцы-то! Бей их, братишки! Выполнив боевую задачу,- задержав наступление немцев на автостраде,- батарея начала отход. И вовремя: оставленные позиции вскоре утюжили с воздуха самолеты. Опушка дубовой рощи потонула в облаках разрывов. Дороги были забиты беженцами. Неорганизованные колонны устремились на восток вслед за отходящими войсками. Немецкие летчики безнаказанно расстреливали людей. Зверства фашистов разжигали ненависть солдат. Артиллеристы батареи жаждали боя. Случай подвернулся на следующий день. Витебский аэродром захватили немецкие парашютисты. Артиллеристы батареи Станкевича шли в боевых порядках наступающей пехоты, в упор расстреливая из пушек десантников. Когда в ангарах пехота добивала остатки неприятеля, неожиданно приземлился "Мессершмидт". Орудие сержанта Макарова, не дожидаясь команды, выстрелило осколочным снарядом. Самолет взорвался и вспыхнул огромным пламенем. После боя с интересом рассматривали трофейное оружие. С Витебска повернули на Ельню. Здесь шли ожесточенные бои. Немцам удалось захватить город. Наша пехота, усиленная противотанковой артиллерией, вышибала неприятеля из Ельни. Батарея Станкевича заняла оборону. Орудия укрыли в пригороде. Командный пункт пришлось вынести почти на голое поле, покрытое мелким кустарником и молодыми посадками берез. Фашисты предприняли сильную контратаку и вновь овладели городом. На позиции нашей пехоты бросили, танки и бронемашины. Орудия батареи раскалились и старшему лейтенанту Станкевичу пришлось делать поправки. Это усложнило управление боем, но офицеры и личный состав батареи показали пример выучки и отличного мастерства. Командиры огневых взводов лейтенанты Бондарчук и Гирин хорошо понимали приказы своего командира. Огонь артиллерии из закрытых позиций накрывал огневые точки противника, рассеивал пехоту, выводил из строя технику. Двое суток длился бой за Ельню - и по нескольку раз в день переходил из рук в руки. Город открывал немцам путь на Москву, так как здесь находился важный железнодорожный и автотранспортный узел. На исходе вторых суток минометный огонь накрыл наблюдательный пункт. Осколком мины ранило командира батареи в правый висок. Командование принял командир взвода управления огнем лейтенант Переладов, а Станкевича доставили в медсанчасть. Врачи записали: "Сквозное осколочное ранение в голову с повреждением головного мозга". Требовалась срочная операция и офицера отправили в Можайский военно-полевой госпиталь. Там, на двенадцатый день и пришел в сознание Станислав Станкевич. Лицо опухло, глаз не открыть. Попробовал раздвинуть веки рукой - тьма... "Неужели ослеп?",- подумал офицер и снова потерял сознание. Очнулся от оглушительной тишины. Даже в голове не звенело. "Неужели еще и оглох?",- ужаснулся он. Протянут руку, нащупал тумбочку, тихо звякнул графин с водой. - Слышу, - с облегчением вздохнул Станислав и осторожно потянул бинты, освобождая лицо от повязок. Открыл глаза - туман. Потом посветлело, мутное пятно расплылось и Станкевич увидел окно, слабо освещенное утренним рассветом. Не выдержал, закричал: - Вижу... Вижу! В палату вбежали сестры, раненные из соседних палат. Все искренне радовались вместе с раненым. От них Станислав узнал, что находится в госпитале, и с момента ранения прошло уже двадцать дней, что немцы приближаются к Москве. В сводках Совинформбюро так и пишут: "Идут кровопролитные бои на подступах к столице". Через неделю из Бердска приехала жена. Заместитель командира батареи лейтенант Махоркин - вот душа человек! - нашел время и возможность разыскать не только своего командира в госпитале, но и его семью. Командир дивизии генерал Иван Никитович Руссиянов прислал телеграмму, поздравил с присвоением звания гвардейца. В ней. же известил, что дивизия первой в Отечественной войне стала гвардейской и переименована в Первую гвардейскую дивизию. Высокой награды воинская часть удостоена за организованные действия и успешные бои на ближних подступах к Москве. Станислав повеселел. ПРОЩАЙ, БОСОНОГОЕ ДЕТСТВО! В госпитале было много времени для размышлений и воспоминаний. А главное, появилась цель и желание быстро выздороветь и вновь вернуться в строй. Откровенно, по-мальчишески боялся, что война может закончиться без него. Еще в школе он рисовал на своих тетрадях пушки. Мальчишки мечтали стать летчиками, моряками, даже кавалеристами, а Станислав грезил пушками на броневиках, башнях бронепоездов, береговых укреплениях. После школы работал инструктором нархозучета при райисполкоме. Работа показалась скучной и он направился в военкомат. Просил досрочного призыва в ряды Красной Армии. Просьбу юноши удовлетворили и он, намного раньше своего призывного возраста, в августе 1933 года стал курсантом полковой школы одиннадцатого артиллерийского лолка одиннадцатой кавалерийской дивизии. Окончив полковую школу, командир орудия, сержант Станкевич принимал новое пополнение -. своих сверстников. Обучал их артиллерийскому искусству. К тому времени он и его закадычный друг Леня Екимов успели прославиться в полку как лучшие артиллеристы. За меткость на стрельбах из 76-миллиметровой пушки сержанты не раз поощрялись Почетными грамотами и даже денежной премией. Лёня, тоже доброволец, был призван годом раньше. Познакомились с ним еще на сборном пункте, вместе учились в полковой школе и теперь служат в одном взводе. Полк готовился к смотру. На стрельбы прибыл командир шестого кавалерийского Казачьего корпуса Георгий Константинович Жуков. Красноармейцам рассказывали, что Жуков отличился в годы первой мировой войны, дослужился до звания унтер-офицера, имеет полный бант кавалера георгиевских крестов. Молодой, среднего роста, коренастый комкор интересовался всем - довольствием, попробовал борщ в солдатской столовой, посидел с артиллеристами в курилках. Тогда никто не подозревал, что перед ними будущий выдающийся полководец, чье имя потомки поставят в один ряд с именами Суворова, Кутузова, Невского, Богдана, Хмельницкого. Первым стрелял по мишени Леня. Он явно рисовался, даже позволил себе вольность - расстегнул ворот гимнастерки, тщательно прицелился и выстрелил. Пушка дернулась, взметнулась из-под лафета пыль: щит разлетелся в щепки с первого выстрела. - Молодец! - похвалил Екимова комкор Жуков и тут же вручил ему карманные часы. - Кто следующий? - Сержант Станкевич, товарищ комкор! - Такой мальчик и уже сержант? - Мы одногодки с Леней,- обиделся Станислав и уж совсем не по военному .выпалил,-- а мою мишень можете отодвинуть хоть до самого горизонта... Все равно попаду! - Мишень удалять не стали, но комкор приказал накрыть цель легкой дымовой завесой. Георгию Константиновичу пришлось расстаться со вторыми часами. ...Когда пришла пора демобилизации, Станислав с Лешей остались на сверхсрочную. Им присвоили звание старшин, а через год направили в артиллерийское училище. При распределении молодые офицеры узнали приятную новость: комкор Жуков лично интересовался их успеваемостью и просил направить в свой корпус. Друзей назначили командирами взводов одной батареи. Правда, вооружение дивизиона привело молодых командиров в уныние при виде пушек калибра 45 миллиметров. Броню они не брали. Легкие пушчонки были хороши только для подавления огневых точек прямой наводкой. Против живой силы малоэффективны. А вскоре началась война с белофиннами. ЛИНИЯ МАННЕРГЕЙМА ...Морозным утром дивизион, имея на своем вооружении новенькие,76-мил-лиметровые пушки с усиленными броневыми щитами шел по льду Ладожского озера. Впереди артиллеристов двигалась пехота. Она тоже укрывалась за мощными броневыми листами, установленными на санях. Белофинны вскоре открыли минометный огонь. Станкевич впервые увидел действие разрывов их мин. Они летели откуда-то сверху, издавая неприятный вой, и внезапно взрывались. Пушки открыли огонь по сопкам, накрывая квадрат за квадратом. Таким образом быстро удалось нащупать минометную батарею. Огонь врага ослаб. Тяжело было артиллеристам. На скользком льду пушки скользили, крутились. Стоять около них было опасно. Заряжали и дергали за спуск замка шпагатом. , Когда пехота зацепилась за берег, артиллеристы стали обходить сопку с тыла. Здесь молодые офицеры впервые увидели врага и даже трупы смертников, прикованных цепью к оружию. Рядом провели четверых пленных. Один из них, вдруг, рванулся в сторону и бросился головой в полынью. Не успело сомкнуться над ним крошево льда, как туда же попрыгали и остальные... Только потом прояснилось странное поведение финнов. Их убедили в том, что красные - это людоеды и, прежде чем зажарить пленных на костре, их будут долго и жестоко пытать... Мирное население тоже укрывалось в лесах. Хутора оставались пустынными, скот вырезан. Укрепления, известные под названием линии Маннергейма, проходили под Выборгом. В подземных бетонированных сооружениях укрывались крупные воинские части. Под землей находились склады, кухни, пушки, пулеметные гнезда. Отдельные дзоты были даже накрыты каучуковыми колпаками. Белофинны на весь мир объявили, что нет на земле такой силы, которая смогла бы одолеть линию Маннергейма. ...Светлая белая ночь. Мороз к полуночи окреп. Но красноармейцы были одеты хорошо: теплое белье, ватники, валенки. Под ушанками шерстяные подшлемники укрывали шею, уши. Поверх .ватников - дубленые полушубки. И все же мороз пробирал основательно. Командование выдало добавочно стограммовые флакончики водки - солдаты в шутку прозвали их "стервятничками" - и бекон. Орудия решили выкатить на минимальное расстояние от крепости. Отвлекали внимание белофиннов трактористы, которые вовсю тарахтели далеко в стороне. Пока белофинны стреляли на шум моторов, орудия удалось незаметно выкатить и замаскировать за деревьями. - Вот головотяпы,- шептал на самое ухо Леонид,- какая наглая самоуверенность - лес перед собой вырубили всего на восемь-десять, метров, а кругом тайга, как у вас в Сибири. Они, что, нас за дураков принимают! Накажем, Стасик, их за такое свинство? - Покараем, Леня,- соглашается друг,- и за мороз проклятый и за самоуверенность. До начала атаки оставалось три часа. Спали на еловых лапках по очереди. Часовые и дежурные постоянно переворачивали людей с боку на бок. Спали по очереди и офицеры. Станислав сначала даже удивился: "Предстоит такой бой, который, может, решит судьбу войны, а люди спят, как ни в чем не бывало. К тому-же, мороз",- думал он, и сам вскоре крепко уснул. Сказались усталость, бессонные ночи. В назначенное время пушки в упор начали расстреливать огневые точки укреплений. Ударили и дальнобойные орудия. Оказалось, саперы тоже подготовили свои сюрпризы, от которых образовались проломы в бетонированных подземельях. Во многих местах проходы в туннелях были завалены. Через полчаса артиллерия перенесла огонь вглубь обороны, а пехота, расширяя проломы, просочилась в подземелья. Белофинны так и не смогли организовать сопротивление и разбежались по своим переходам. Там, где бежать было некуда, сдавались в плен. НА ФРОНТ! В феврале 1942 года Станислав выписался из госпиталя, получив отпуск, уехал домой в Сибирь. Здесь вскоре, преодолев медицинскую "крепость", повоевал и в отделе кадров СибВО. После тяжелого ранения в голову кадровики не решались давать направление в строевую часть. - Тогда я самовольно уеду! - горячился молодой офицер. - Это будет дезертирством. - Дезертируют с фронта,- упорствовал Станкевич,- а я стремлюсь на передовую. Такое самовольство мне, надеюсь, простят. , Из-за стола поднялся полковник, назвал себя: - Батюк Николай Филиппович. Мне поручено сформировать" и возглавить 284-ю стрелковую Сибирскую дивизию. Пойдете ко мне начальником штаба противотанкового истребительного артдивизиона? - Спасибо, товарищ полковник. С радостью! Через месяц уже был на фронте. Дивизия с ходу вступила в бой в составе тринадцатой армии Брянского фронта. В бою за станцию Касторная, близ Курской железной дороги, снова ранило в ногу. За отличие и проявленную храбрость Станкевичу присвоили звание капитана. По излечении надел золотые погоны - новые воинские знаки отличия Советской Армии. Получил новое назначение, он стал первым помощником начальника штаба артиллерийской бригады десятой гвардейской Армии второго Прибалтийского фронта, которым командовал генерал Еременко. Новая должность наложила огромную ответственность на молодого офицера. Все время находился в действующих частях. На месте проводил в жизнь оперативный план боевых операций. Фронтовая обстановка менялась ежечасно и в обязанности первого помощника начальника штаба бригады входило оперативно вносить коррективы: снимать с резервов воинские части, вводить их в действие на отдельных участках, перебрасывать подразделения, маневрировать ими в бою. СТОЯТЬ НАСМЕРТЬ! В одном из боев на Курской дуге выбыл из строя командир артполка и капитан Станкевич принял командование на себя. Станислав Михайлович мог назначить на эту должность любого из командиров дивизионов или батарей. Но он узнал в штабе, какое ответственное задание предстоит выполнить полку в ближайшее время и попросил командование хотя бы временно оставить его во главе части. Полк двинулся на огневой рубеж. Здесь - немцы готовили массированный танковый прорыв. Полк капитана Станкевича получил на вооружение новые орудия калибра сто миллиметров. Они брали броню "Тигров" да и били дальше. Артиллеристы радовались новой технике и даже открыли счет подбитым танкам в честь конструктора орудий и рабочих уральских заводов. Капитан Станкевич объявил: полку - стоять насмерть. Умереть на этом рубеже, но не пропустить врага до подхода своих частей. Такие жестокие приказы отдавались на фронте не часто и только в крайних случаях. Конечно, как и всякому человеку, Станиславу Михайловичу очень хотелось дожить до победы, вернуться в родной город, на Бердь. К тому же, война шла к концу. Кому охота умирать?. Словно клещами сдавило сердце. Но кого тут винить, ведь сам вызвался принять полк... Трудно, ох, как трудно подавить смятение, не выдать подчиненным растерянности. Крепился, как мог, и подбадривал других. "Наверное, судьба",- думал он. С 314-м Гвардейским полком капитану Станкевичу предстояло победить, или умереть вот на этом самом рубеже. Солдаты писали письма родным. Написал и Станислав Михайлович, но письмо не отправил, спрятал. "Если убьют, найдут - отправят". ...На рассвете немцы пошли на прорыв. Впереди шли средние танки с пушками калибра сто миллиметров. Мощь артиллерийского огня противостоящих сторон уравнялась. Во втором эшелоне показались тяжелые машины с более мощной броней и орудиями - перевес оказался значительным. Танки шли без прикрытия пехоты. Это была дуэль артиллерии и брони. Один на один. Лоб в лоб. Горизонт застлало" пылью, поднятой гусеницами. Подпустив танки ближе, батареи открыли огонь прямой наводкой. Лосле первого залпа сразу загорелось восемь средних танков. Ответив огнем, немецкие машины сбавили ход и пропустили вперед тяжелые танки. Артиллеристы били без команд, достаточно было наводчику поймать цель. Загорелись и тяжелые танки. Но огонь противника наносил огромный урон батареям. Расстояние сокращалось. Поле покрылось факелами горящих машин и сквозь клубы стелющегося дыма неожиданно то тут, то там прорывались отдельные танки. С правого фланга неожиданно прорвался "Тигр" и сходу раздавил орудие. Воины расчета едва успели укрыться в окопе. Кто-то из артиллеристов бросил под гусеницы связку гранат и махину развернуло, мощный взрыв порвал гусеницу. . Шел уже второй час неравного боя. Больше, половины орудий вышли из строя, редел полк. Капитан перебегал от одного орудия к другому. В четвертой батарее осталась одна единственная пушка и та без расчета. Станкевич сам развернул орудие и, открыв замок, сквозь ствол увидел угловую башню, выстрелил. Танк дерьгулся и остановился. Исполняющего обязанности командира у орудия заменили раненые бойцы. Они вернулись на позиции после перевязки. Если не хватало мест в расчетах, брали гранаты, ползли навстречу танкам. - А когда кончились снаряды, фашисты подошли вплотную и с коротких дистанций стали в упор расстреливать остатки 314-го полка... Приказа отходить не поступало, отбиваться больше нечем. И артиллеристы оставались на своих позициях, до конца выполняя приказ... Станислав Михайлович в бессильной ярости бил кулаком по брустверу окопа: "Еще можно было стрелять, если бы еще с десяток снарядов...". Навсегда в памяти немногих оставшихся в живых, видимо, останется имя подполковника Лангера, командира артполка своей же бригады второго Прибалтийского фронта. Получив приказ командования, он устремился на помощь 314-му полку. С марша пушки на прицепах быстроходных машин развернулись и ответили шквальным огнем. Возмездие было страшным: гитлеровцы, расстреливая полк, выстроились удобной мишенью для своей же погибели. На месте боя долгие годы не будет расти трава. Земля, усеянная металлом, перепаханная разрывами снарядов и сожженная огнем, будет красной от осколков ржавеющего металла. А юные следопыты десятки лет спустя будут находить на позициях 314-го личные вещи павших и живых. Среди них будут листки бумаги, закупоренные во фляги и гильзы с надписями: "Прощай, Родина!" ...Гвардии майору Станкевичу орден Александра Невского вручал командующий фронтом генерал армии Еременко. А вскоре Станислав Михайлович получил новое назначение начальником штаба 53-й бригады 59-й армии первого Украинского фронта. Как-то с инспекторской проверкой в бригаду приехал командующий артиллерией генерал-полковник Варенцов. На очередном совещании он долго присматривался к майору. Тот сидел среди офицеров и тщательно записывал замечания командующего. Генерал обратил внимание на ордена Отечественной войны первой степени и Александра Невского. Он-то хор'ошо знал, за какие подвиги даются столь высокие награды. Исхудалый, болезненный вид офицера явно озадачивал генерала. - Майор, что это у вас на лбу? - Вдруг спросил он, прервав выступление. ,- - Осколочное, сквозное ранение в голову, товарищ командующий,- спокойно доложил Станкевич,- получил в начале войны, под Ельней. , - С такой раной и, все еще воюете? - Воюю, товарищ генерал-полковник. -. Садитесь, майор. А через месяц - бывает же такое! - в штаб бригады поступил приказ командующего артиллерией фронта: "Майору Станкевичу С. М. предоставить месячный отпуск с правом поездки на родину". ЗДРАВСТВУЙ, ЛЕНЯ! Милый, родной Бердск. Много лет прошло после войны. Но еще болят раны, а по ночам снятся танковые атаки. И Станислав Михайлович, пугая родных, вновь и вновь отдает приказы: "Огонь! Огонь!" Еще много лет спустя, просыпаясь среди ночи, и верный друг боевого офицера, Раиса Георгиевна, успокаивала- мужа. Было это в пятидесятые,- но снятся старому артиллеристу танки и теперь, полстолетия спустя. Разве забудешь такое... В первые годы по утрам садился за письменный стол и без устали писал во все концы страны, разыскивая друзей. Иногда находил. Не верил, что погиб и Леня Екимов. Расстались с ним в начале войны под Ельней. Помнил клятву, данную еще перед боем на линии Маннергейма: "Что бы ни случилось, найти друг друга после войны. Если это могила - навестить могилу". Журналисты Куйбышевской областной газеты дали объявление и... Л. А. Екимов откликнулся. В 1977 году Леонид приезжал в Бердск. Боевые друзья взяли моторку и уплыли вверх по Обскому водохранилищу. Ранним утром наловили судаков. Тогда еще водилась рыба в Оби... За котелком ухи, на мирном берегу Оби друзья вспоминали боевые годы. Леонид Александрович тоже воевал хорошо и, так же, как и Станислав Михайлович, командовал войсковыми частями, дослужился• до звания подполковника. Награжден многими боевыми орденами и медалями. - Ну, а ты, Стась, где закончил войну? - Спросил боевой друг. - В сорок шестом. В Праге был начальником штаба бригады. Слушай, дружище, как красиво и торжественно звучит, словно специально для парадов: Девятая гвардейская отдельная, истребительно-противотанковая артиллерийская, Киевская, ордена Ленина, Краснознаменная, ордена Кутузова бригада. Каково? - Действительно, красиво. Как стихи! ...Солнце над Обью в июле ослепительно-яркое. Над необъятными просторами голубой воды плывут нежно-белые облака. Кружат быстрокрылые чайки. Изредка тишину неба будят чуть видимые самолеты, оставляя светлый след. Он медленно растворится и растает в бездонной синеве неба. След, оставленный в Великой Отечественной войне нашими отцами будет кровоточить еще многие-многие годы. Более полувека прошло с той минуты, когда немецкий снаряд рванул щит пушки, а звук взрыва все еще звенит в ушах, бьет болью в изуродованный осколком висок подполковника Станислава Станкевича. Ефим МЕДВЕДЕВ СИБИРСКИЙ ХАРАКТЕР Полный кавалер ордена Славы Александр Андреевич Дидигуров перед Днем Победы получил письмо от министра обороны СССР Маршала Советского Союза С. Л. Соколова. Устроившись поудобнее у стола и вооружившись очками, он несколько раз перечитал это письмо, стараясь "капитально" осмыслить его содержание, найти между строк что-то такое, чего он не заметил вначале. "Уважаемый Александр Андреевич! - говорилось в письме.- Сердечно поздравляю Вас, активного участника Великой Отечественной войны 1941 -1945 годов с 40-летием славной Победы советского народа. Желаю Вам доброго здоровья, большого личного счастья и дальнейших успехов в Вашей деятельности на благо нашей любимой Родины". "Здоровья, большого личного счастья и дальнейших успехов,- мысленно повторил Дидигуров.- Хорошее пожелание. Но беда в том, что здоровья-то уже нет, а без него не может быть ни счастья, ни дальнейших успехов". Тяжелый недуг приковал бывшего воина к постели, к постоянному пребыванию в квартире. Хотя его жилье неплохое: благоустроенная двухкомнатная квартира с балконом, светлая, теплая. Но все-таки это, как говорится, четыре стены, а не широкое поле с неповторимым запахом трав и цветов, не синяя гладь Берди, в которой, будто в зеркале отражаются белые облака... Короче говоря, какое же это счастье? С трудом поднявшись, опираясь левой рукой о стенку, он тихонько направился к балконной двери, шаркая по полу непослушными ногами. А ведь когда-то эти ноги "печатали" строевой шаг, совершали многодневные маршпо-ходы, мерзли и мокли в окопах, испытывали боль огнестрельных ран. И все это они тогда выдержали. А вот сейчас... , Он открыл дверь, и свежий весенний ветер ударил в лицо, взлохматил седые волосы и, кажется, сразу прибавил бодрости. Преодолев пространство, которое разделяло дверной проем и балконное ограждение, он опустился на заранее приготовленный стул. . По улице мчались автобусы, красивые "Лады", и "Москвичи", рычали многотонные "КраЗы". По железнодорожной линии, что виднелась слева, шли пассажирские электропоезда, гремели грузовые составы. "Нет, черт возьми, жизнь все-таки хороша! - подумал Дидигуров.- Может быть,1 мое счастье в том и состоит, что я успел сделать что-то доброе для людей, а сейчас одарен возможностью видеть, как трудятся, как живут мои земляки?!" Наблюдая за гремящими поездами, он вдруг вспомнил тридцать девятый год, эшелон, составленный их товарных вагонов, в которых новосибирские парни, призванные в РККА, ехали на Дальний Восток. В числе их был и Санька Дидигуров, рабочий-печник бердской пожарной команды. В августе сорок первого в таких же поездах воины-дальневосточники спешили на фронт. И Санька был уже старшим сержантом, командиром отделения в батальоне капитана Мельникова, вместе с бойцами "обживал" неструганные скрипучие нары, теряясь в догадках: куда, на какой фронт доставит их этот задымленный эшелон? Вспомнил Дидигуров, и то, как дождливой ночью эшелон остановился на безымянном разъезде, приютившемся на опушке леса, и тотчас прозвучала команда: "Выходи строиться!" ' ' - Все, ребята! Как говорится, приехали,-, сказал ефрейтор Краснов, здоровенный парняга из Забайкалья, и первым спустился на железнодорожное полотно.- Ехали к Смоленску, а оказались в Карелии. Забавно. - Какой разница? - отозвался рядовой Камзараков.- Война, наверное, везде одинаковый. Там стреляют, здесь стреляют.- Камзараков был родом с Алтая и считал Дидигурова своим земляком. Батальон построился и ротными колоннами по лесной неторной дороге пошел на запад. На первом привале младший лейтенант Марченко, командир взвода, сообщил, что полк имеет задачу выйти к реке Свирь и занять жесткую оборону. - Значит, придется схлестнуться с финнами? - спросил Краснов. - Видимо, так. Они, черти, уже захватили часть Карелии и нацелились на Ленинград. Не знали тогда ни взводный Марченко, ни комбат Мельников, что уже через два часа батальон встретится с прорвавшимся в тыл наших войск отрядом финнов и завяжет первый бой. Все произошло так неожиданно, что Дидигуров вначале растерялся. Из лесных зарослей, задернутых предутренним сумраком) застрочили автоматы. Поборов' страх, Александр первым поднялся и, продолжая стрелять с руки, крикнул: , - За Родину! Ура-а! Финны не выдержали штыкового удара. Оставшиеся в живых поспешно скрылись в лесу, напоминая о себе короткими автоматными очередями. Да, первая схватка с противником была удачной. И это сразу сказалось на настроении бойцов. В этот же день батальон капитана Мельникова сходу занял поселок лесорубов и высоту с отметкой 115,0, отбросив финнов к заболоченной низине. Конечно, батальон не избежал потерь в людях. Во взводе Марченко, например, выбыло из строя девять человек, и в их числе - сам взводный. Комбат распорядился: - Старший сержант Дидигуров, принимай взвод. Весь сентябрь 21-я стрелковая дивизия вела тяжелые бои на восточном берегу Свири. Так называемая Карельская армия финнов, получив подкрепление, прилагала невероятные усилия, чтобы прорвать здесь линию обороны нашей 7-й армии и вместе с немцами замкнуть кольцо вокруг Ленинграда. Дидигуров не раз поднимал свой взвод, в 'котором осталось всего четырнадцать бойцов, в атаку. И, к счастью, финские пули пока что миновали его. Держались в строю и Краснов с Камзараковым. В часы непродолжительного затишья они старательно углубляли траншеи и между тем обсуждали ход боев под Ленинградом и в Карелии. Никто из них не верил, что Ленинград будет сдан врагу, хотя уже знали, что немцам удалось захватить Шлиссельбург и выйти к южному берегу Ладожского озера. - Вот, гады, где они силы берут? - возмущался Краснов, рисуя химическим карандашом треугольники на петлицах шинели: ему присвоили звание младшего сержанта. - В Европе берут,- отвечал Дидигуров.- Нешто не знаешь? Бойцы 21-й стрелковой, не жалея себя, старались нанести неприятелю наибольший урон. Снайперские пары стрелков, пулеметные снайперские расчеты ни днем, ни ночью не давали финнам покоя. И, как видно, в отместку за это на участке Дидигурова неприятель перешел в наступление. Сначала ударили финские минометы, затем орудия средних калибров. Перед бруствером дидигу-ровской траншеи вздыбилась земля. - Всем в укрытия! - распорядился тотчас взводный.- Всем! Я один услежу. Прижавшись к стенке траншеи, Дидигуров отсчитывал минуты, ждал, когда стена разрывов сместится в тыл. "Нет, господа,- думал старший сержант",- нас, сибиряков, дурняком не возьмешь. Не на таковских напали!" Минут двадцать, не меньше, финские снаряды и мины кромсали дидигуров-скую траншею, рушили перекрытия дзотов. Наконец, огненный смерч, перешагнув траншею, покатился в тыл. - По местам! - громко распорядился Дидигуров и сам бросился к середине взводного участка. Удушливый смрад сгоревшей взрывчатки, желтая пыль, поднятая взрывами в воздух, забивали дыхание. Дидигуров приподнялся над бруствером: - Идут. Как на праздник отправились. Когда первая группа финнов приблизилась к окдпам взвода метров на сорок, он .приказал открыть огонь. ...Нет, не думали финны, что после; тщательной обработки русских окопов они попадут под плотный огонь. Человек десять замертво упали на изрытую снарядами землю, остальные в нерешительности остановились, а потом залегли. Минут десять спустя к остаткам первой группы подошла вторая цепь атакующих - более многолюдная и более осторожная. И теперь уже все вместе, короткими перебежками, строча из автоматов, они двинулись вперед. - Подпустить на тридцать шагов! - пробираясь по разрушенной траншее от бойца к бойцу, говорил Дидигуров.- Не робей, братва! Бойцы, подготовив ручные гранаты, с немалой тревогой следили за приближающейся цепью финнов. Следил и Дидигуров, устроившись рядом с пулеметным расчетом Краснова. - Ты, Иван, правильно сделал, что сменил позицию. Сиди и не выказывай себя до последнего момента. Гранаты приготовил? - Гранаты есть, командир. Три "феньки" и одна противотанковая. - Не густо. Но ничего. А пулемет держи наготове. Как побегут эти храбрые вояки назад, ты их из пулемета чесани. Чтобы на нашем участке в другой раз не пытали счастья. А финская цепь между тем приближалась. И Дидигуров заметил, что, приотстав от цепи шагов на десять-пятнадцать, идут два финна в маскировочных халатах. "Это же командиры!"- спохватился он и тут же скомандовал: - Камзараков, слушай задачу... Да что там, дай-ка свою винтовку.- Перебежал к Камзаракову, вскинул винтовку на бруствер, прицелился, нажал на спуск. Он был уверен, что посланная им пуля свалила одного их тех двух, и спешил перезарядить винтовку, но Камзараков вдруг закричал, указывая рукой вправо: - Пора, командир. Командуй. Финн совсем рядом. В самом деле, финны справа приблизились уже шагов на двадцать, а бойцы, как видно, ждали команды. Дидигуров, не раздумывая, бросился по траншее вправо: - Гранатами! Бей их, гадов! - И сам, выхватив из кармана гранату, метнул ее под ноги пятерке финнов, оказавшихся в десятке шагов от траншеи. Окопы откликнулись дружными взрывами, трескотней автоматов и пулеметов. Кое-где финнам все-таки удалось прорваться к траншее, но дальневосточники встретили их штыками. А в блиндаже Дидигурова уже давно зуммерил телефон. Боец-связист вместе со стрелками отбивал атаку. Вернувшись в блиндаж, телефонист ухватился за трубку: -г "Ромашка-один" слушает. Слушает "Ромашка", говорю! Что у нас? А ничего, товарищ комбат. У нас все в порядке. Атаку отбили. Все живы-здоровы. Где Дидигурйв? Траншею латает, сказать - в порядок приводит, дюже ее финские минометы... Чтобы Дидигуров позвонил? Будет сделано, товарищ комбат! Запомнился Дидигурову этот бой. И причиной тому, .как видно, то, что взвод, отбив атаку целой роты, не потерял ни одного бойца. Такое случается редко. Как-то в один из апрельских дней к Александру Андреевичу пришли ребята из соседней школы. Дидигуров лежал в постели: неважнецки чувствовал себя. "Расклеился начисто, видимо, к перемене погоды,- невесело думал он.- Весна какая-то непутевая: то дождь, то холод, то солнце грее.т, как летом, то снег порошит". Ребят встретила Ольга Фоминична, жена Александра Андреевича. - С чем пожаловали, дорогие? - спросила она у девочки, выдвинувшейся вперед. За спиной девочки стояли двое ребят. - Позвольте сфотографировать Александра Андреевича. И вас. Нам для школьного музея нужна фотокарточка. Если пожелаете, мы и для вас сделаем. Пришлось Дидигурову подниматься с постели - не мог же он отказать ребятам, хотя и чувствовал себя плохо. Характер не позволял! Пришлось доставать из шкафа пиджак с наградами. Пришлось позировать перед фотографами. - Спасибо вам, Александр Андреевич,- сказал паренек, в руках которого был фотоаппарат.- А может быть, вы что-нибудь нам расскажете? Говорят, вы воевали в Заполярье. - Не сможет он сегодня вам рассказать,- вмешалась Ольга Фоминична.- Как-нибудь после. Да и рассказано было уже не раз. Другим следопытам. А лучше всего, мы с ним вдвоем запишем всё, как было, в тетрадочку и тетрадочку вам отдадим. Договорились?.. Ребята ушли. Дидигуров снова лег в постель, а жену попросил, чтобы она достала из сундучка все его документы, военный билет, орденскую книжку, госпитальные справки, вырезки из газет, в которых было кое-что рассказано и о нем, и о боевых товарищах, с которыми он • воевал. "Вот подбросили работенку,- немного повеселев, думал он.- Но разве все припомнишь? Ведь сколько лет прошло!" , ' И он стал вспоминать, "приклеивая" один кусок жизни к другому. ...Заполярье. В марте сорок третьего года дивизию передвинули в полосу обороны 14-й армии, в Заполярье. Многим солдатам, впервые встретившимся с "белыми ночами", все здесь казалось непонятным, даже сказочным. Посмотришь на часы - глубокая ночь, а в действительности - над траншеями и землянками ясное небо, подрумяненное не то вечерней, не то утренней зарей. - Вот красота! - восхищался младший сержант Краснов - большой любитель читать приключенческие книги. В каком-то карельском поселке ему случайно попался роман Майна Рида "Всадник без головы", и он никак не мог его1 дочитать: то не было светильника, то разгорался многодневный бой, то объявлялась спешная прокладка новых траншей.- Вот сейчас я его доконаю.- говорил Краснов, думая о книге. Но Дидигуров, вернувшись как-то с КП майора Мельникова, внес ясность: - Дороги здесь ни к черту. К тому же речушки и болота поразлились. Придется нам к этому делу свои руки приложить. А "Всадника без головы", Ваня, после войны придется дочитывать. Батальон Мельникова, передав свой участок "соседу справа", отошел километров на десять-двенадцать в тыл, чтобы восстановить снесенные паводком мосты, подсыпать дамбы, подправить дороги-лежневки, построенные зимой на болотах. Во взводе нашлись бывшие лесорубы и плотники, кузнецы и мастера других дел. И сам Дидигуров неплохо владел топором, переняв азы плотницкого мастерства у своего отца еще в детстве. На фронте все это пригодилось. Остановились возле неширокой речки. Из бурлящего потока торчали сваи; балок и настила не было, весенний поток, как видно, унес их в низовья речки. - Вот с этого и начнем,- сказал Дидигуров.- Ружья в козлы! Краснов, подбирай сосну потолще, чтобы на балки годилась. А ты, Камзараков, с ребятами из второго отделения готовь настил. I Весна с каждым днем набирала силу. На осинах лопались почки. Оттаявшие пригорки покрывались изумрудной щетинкой трав. Возле старого дуплистого тополя суетилась пара скворцов, устраивая гнездо. В кустарнике тренькала-какая-то птаха. "Если бы не война,- подумал Дидигуров, спустившись к урезу берега,- осенью вернулся бы домой, в Бердск. И первым делом взялся бы, как тот скворец, за семейное дело". Опустив ладонь в воду, заключил: "Холодна... А ведь придется при укладке балок кому-то влезть в речку по грудь, а то и с головой окунуться. Найдутся ли смельчаки-охотники?" Оказывается, нашлись. Первым вызвался Камзараков. Его поддержали еще двое сибиряков. Четвертым стал сам Дидигуров. Балки были уложены. Принялись за настил. С запада донеслись звуки частых разрывов. Все насторожились. - Никак на нашем участке? - Гадать не будем! - отрезал взводный.- Что бы там ни было, мост надо закончить. Минут через десять к речке прискакал на коне связной штаба батальона с приказом: "Форсированным маршем - на передовую". - Ну, друзья мои, придется погреться,- сказал Дидигуров, поднимая с земли автомат.'- После водолазной работы - оно полезно. Становись! Бегом! Оказывается, .финны предприняли атаку, намереваясь захватить участок майора Мельникова, который оборонялся в этот час одним взводом из соседнего батальона. После артподготовки им удалось ворваться в первую траншею, но закрепиться они не успели. Батальон Мельникова вернулся вовремя и, как было потом доложено в штаб дивизии, восстановил положение. Взвод старшего сержанта Дидигурова был отмечен приказом по полку, так как проявил в этом скоротечном бою мобильность и храбрость. И комдив наградил Дидигурова медалью "За отвагу". Первая награда... Этот день не забывается. Вспомнил Дидигуров и время .полярных ночей, когда солнце показывалось над сопками всего лишь на час-другой. В лесу - снегу по пояс. Над окопами - заполненное черными тучами небо. Считалось, что это самое лучшее время для глубоких рейдов по тылам противника. Из добровольцев, отлично владеющих лыжами, формировались подвижные отряды, в задачу которых входило: разгром отдельных финских гарнизонов, разведка, диверсии. Однажды Дидигуров пошел к комбату: - Прошу отпустить, товарищ майор, в отряд. Лыжи я знаю, можно сказать, с пеленок. Сибиряк! Мельников внимательно посмотрел на старшего сержанта, коснулся рукою усов, отпущенных за зиму, четко ответил: - Нет, Дидигуров. Ты мне здесь нужен. Я формирую батальонную разведгруппу, будешь в ней старшим. Подготовим вас и пошлем за "языком ". Согласен? - Какой разговор...- усмехнулся Дидигуров.- Спасибо, товарищ майор, за доверие. Разведгруппа на следующий день приступила к тренировке, а через неделю получила задание на первый поиск. Дидигуров так волновался перед этой операцией, как не волновался перед наступлением или отражением контратаки противника. Но, к счастью, поиск удался. В первой неприятельской траншее разведчики "спеленали" здоровенного финна с белесым пушком на подбородке. При дбпросе финн утверждал, что солдаты с нетерпением ждут окончания войны, что финское правительство уже ведет переговоры со Сталиным об условиях выхода из кампании. - Что-то не очень верится,- сказал Дидигуров, узнав о показаниях пленного.- Или в самом деле война научила их чему-то? Дней через пять разведгруппа провела поиск на участке соседней роты. И взятый "язык" не был похожим на того, первого. Вначале он не хотел отвечать на вопросы майора Мельникова, потом стал ругаться, чередуя русскую брань с финской, потом расплакался. ' Оказывается, перед батальоном Мельникова появилась новая финская часть, которой командовал подполковник Карнолайнен, закоренелый фашист, владелец трех лесопильных заводов. В начале сентября в дивизию прибыло пополнение. Взвод, которым командовал Дидигуров, принял младший лейтенант Кретов, присланный из резерва фронта. Дидигуров стал его помощником и ротным комсоргом. Как-то вечером его вызвал майор Мельников и сообщил, что полк переходит в наступление и девятой стрелковой роте оказана большая честь - водрузить знамя на высоте 151,0, которая попадает в полосу наступления батальона. - Кому можно поручить это дело? - спросил комбат, указав на знамя, укрепленное на только что оструганном древке.- Ты у нас ветеран. Может, ты согласишься? Такого предложения Дидигуров, конечно, не ожидал и не сразу нашелся, как ответить на него. - Так я-то что,- наконец негромко отозвался он.- Я согласен. Только я еще ведь не член партии, я только комсомолец. Может, кто-то из коммунистов пожелает. Как я понимаю, такое дело доверяется самому честному, самому боевому человеку, самому достойному. - Таким мы тебя и считаем. ...Утром, после сорокаминутной артиллерийской канонады, батальон пошел в наступление. Дидигуров легко вспрыгнул на бруствер, поправил на груди автомат и поднял над головой знамя. Рядом с Дидигуровым встал Федор Камзараков, щелкнул затвором автомата, негромко сказал: - Давай, командуй. - За Родину-у! - протяжно крикнул Дидигуров, окинув быстрым взглядом нейтральную полосу. Увидев все роты одновременно, он подумал, что все-таки батальон невелик. Сейчас, наверное, не наберется и пятисот бойцов. А задача, надо сказать, непростая. Хватит ли силы, чтобы выполнить ее? Он еще раз окинул взглядом рассыпавшийся по "нейтралке" батальон и решил: числом-то нас, верно, мало, но умения у каждого солдата в два-три раза больше, нежели в сорок первом. Значит, каждый будет биться за двоих-троих... Когда батальон приблизился к первой траншее, на правом фланге ожил вражеский пулемет. Кое-кто из бойцов замешкался, припал к земле. Но Дидигуров во весь голос крикнул: "Вперед!", по цепи понеслось "ура!", и роты, стремительным броском преодолев остаток пути, ворвались в траншею. Дидигуров, стиснув древко, бежал к вершине высоты. Камзараков и двое его товарищей, ввязавшись в перестрелку с финнами, приотстали. "Еще шагов двадцать,- отсчитывал мысленно Дидигуров, с трудом переводя дыхание.- Еще десяток... Еще..." - Точка! И только в этот миг он увидел, что на гребне высоты, почти рядом с ним, в полуразрушенном окопе копошатся два финна, устанавливая крупнокалиберный пулемет. Дидигуров вскинул автомат, резанул очередью и метнулся к этому окопу. - Все! - выдохнул он, укрепляя древко на бруствере. Точка! Ветер расправил алое полотнище. И Дидигуров тотчас подумал, что сейчас это знамя видят не только бойцы батальона, но и всего полка, быть может, даже всей дивизии. Радостное чувство наполнило грудь, перехватило дыхание. На следующий день дивизионная многотиражка "Красный стрелок" сообщила имя героя, а командир дивизии 11 сентября 1944 года подписал приказ о награждении старшего сержанта Дидигурова А. А. орденом Славы третьей степени. "Ах, будь они неладны, эти следопыты,- думал ночью Дидигуров, страдая от головной боли.- Подбросили заботу. Теперь ни сна, ни покоя. Закроешь глаза, а в голове: "Что же потом-то было?" И веронал не помогает. Но, в самом деле, что же потом-то? Да, вот что!" , ...Дивизию перебросили в Молдавию. Из Заполярья прямо на юг, в теплый благодатный край. Кто бы мог думать об этом! А потом двинули в Венгрию. Там еще в декабре советские войска окружили Будапешт и ведут тяжелые бои. Хлебнули там лиха и солдаты 21-й стрелковой. 15 февраля, поздним вечером, полк был выведен из боя и за ночь должен был совершить двадцатикилометровый переход. Шли форсированным маршем. А в темноте это совсем не просто. Переправляясь через какой-то канал по узенькому наплавному мосту, сержант Краснов сорвался в воду вместе с "максимом", который был передан взводу перед маршем. Лейтенант Кретов, увидев бултыхавшегося в ледяной воде бойца, крикнул: - Ну, чего вы остолбенели! Помогите человеку! - Нога оскользнулась,- выбравшись, оправдывался Краснов,- Но я сейчас. Я достану его. - Отставить! - оборвал Дидигуров.- Знаю, какой ты ныряльщик.- Тут же распорядился: - Всем снять поясные ремни и передать мне. - Застынешь. - Другого выхода нет, товарищ лейтенант. Да ты не бойся, я опыт имею, выдержу. А Краснов эту оплошность в бою оправдает. Дидигуров тотчас разделся донага, стиснул в руке конец соединенных солдатских ремней и свечкой ушел в воду. К переправе подходили подразделения и, задержанные на берегу, начинали выяснять причину остановки. Наиболее напористые солдаты прорывались на мост, приглушенно роптали: - Раззявы. Пулемет утопили. - Да их самих надо за это дело под трибунал! Однако Дидигуров старался не зря. Пулемет вскоре был доставлен на берег. А утром взводу выпало новое испытание. Бойцы еще не успели окопаться, как из ближнего перелеска немцы открыли пулеметный огонь. Кретов, укрыв голову за бруствером неглубокого окопчика, сказал Дидигурову, что надо что-то придумать, иначе немцы запросто всех покосят. Дидигуров взял два отделения и по-пластунски повел их к опушке перелеска. Над полем стелился туман, и это радовало, вселяло надежду на успешное завершение задуманного. Наконец, они добрались до опушки. "Сейчас мы их пощупаем,- подумал старший сержант, но тут же заметил, что за перелеском, метрах в пятидесяти, развилка дорог.- Так вот почему устроились тут пулеметчики. Они прикрывают дорогу, по которой курсируют туда-сюда немецкие подразделения и части. Значит, нам надо захватить эту дорогу и закрепиться у развилки, а не там, где остался Кретов". С этой мыслью он повел в атаку своих бойцов. И за четверть часа, ударив с фланга и тыла, расправился с гитлеровцами, окопавшимися и у перелеска, и у развилки дорог. Майор Мельников был доволен этой новой задачей. И сразу же пришел во взвод Кретова, обосновавшийся в немецких окопах. - Молодец! - обнимая Дидигурова, негромко сказал комбат.- Представил тебя к ордену Славы второй степени. Думаю, не откажут... В субботу после полудня к Дидигурову снова пришли школьники. - А мы вам фотокарточки принесли. - Так скоро? - удивилась Ольга Фоминична.- Оказывается, вот какие мастера! Александр Андреевич долго "изучал" фотоснимки, то с помощью очков, то просто, как говорится, невооруженным глазом. На одном из снимков был он один - при орденах и медалях, в праздничном пиджаке. "Хорошо постарались ребятки,- отметил он.- Но неужели я, бывший старший сержант, стал этаким стариком? Отрастил подбородок, щеки, наверно, с затылка видны. Один глаз полузакрыт. Галстук перекошен. Одним словом..." С другого снимка на него смотрели двое: он и Ольга Фоминична. И Александр Андреевич подумал: "А она выглядит лучше. Хотя тоже... Располнела. А ведь когда-то была..." Но его размышления/ прервала Ольга Фоминична. - Спасибо, дорогие,- поблагодарила она.- Вы прямо-таки молодцы. Ребята ушли домой. Дидигуров, проглотив очередную таблетку снотворного, снова лег в постель. "Что же было тогда, в Венгрии?- старался припомнить, он.- Вот память-то - решето. Ах, да! Вот что!" Кажется, 6 марта... Точно: 6 марта, утром, как потом сообщалось в газетах, после, получасовой канонады, между озерами Веленеце и Балатон немцы бросили в бой войска двух армий, более 400 танков, 21-я стрелковая оказалась на направлении главного удара. На участке батальона Мельникова было всего две полковые пушки да две "сорокапятки". - Вся надежда, товарищи, на ружья ПТР,- говорил лейтенант Кретов за десять минут до начала боя.. А Дидигуров, стоявший рядом с ним, добавил негромко: - И на противотанковые гранаты, и на бутылки "КС", которых у нас навалом. Так что не падайте духом. Однако немецкая артподготовка основательно испортила настроение Диди-гурова: погиб лейтенант Кретов и еще пятеро бойцов, траншеи пообвалились. А танки - вот они, уже рядом, гремят гусеницами, палят из пушек, подминают под себя пэтээровцев с их ружьями. - Гранаты, гранаты к бою! - кричит Дидигуров и сам ловчится метнуть гранату-кумулятивку под гусеницы "тигра". . Под танком взметнулось багровое пламя, и стальная громадина завертелась на месте, посылая пулеметные очереди. А Дидигуров, выхватив из ниши бутылку "КС", уверенно швырнул ее под орудийную башню. Машина окуталась дымом. Не сробели бойцы и второго взвода. И тамх два танка вспыхнули факелами. И третий взвод подбил "пантеру". Но стальная грохочущая лавина не остановилась. Паля из пушек, танки шли вперед, за ними тарахтели бронетранспортеры, прощупывая полуразрушенные траншеи пулеметными и автоматными очередями. - Неужели, сомнут весь полк, всю дивизию? - спрашивали бойцы у Дидигурова, когда танковая волна миновала позиции взвода. - Что будем, делать, командир? - Чудной вопрос... Перевяжем раны. Захороним товарищей. А ночью будем пробиваться ч к нашим. Сколько же нас осталось? - Двенадцать,- ответил Краснов, бинтуя ладонь левой руки.- Из всей роты двенадцать. Федя Камзараков попал под пулеметную очередь. - Знаю,- тяжело вздохнул Дидигуров.- А ведь сколько боев с ним прошли. Не верится даже.- И уже твердо, по-командирски, закричал: - У каждого, кто в строю, должен быть автомат и гранаты. Краснов, как чувствует себя "Максим"? - "Максим" танк раздавил... Но я подобрал "ДП"; почистить, смазать, магазинами укомплектовать - и можно будет воевать... Дождавшись сумерек, Дидигуров повел остатки 9-й роты на восток, к Дунаю. Усталость и голод все больше давали о себе знать; с самого утра никто ничего не ел: батальонная кухня перед боем где-то застряла, старшина в роте не появлялся, а запасов во взводе не было. Сейчас вся надежда на случайность: быть может, попадется на пути брошенный обоз, подбитый немецкий транспортер или автомашина, где можно будет поживиться чем-нибудь съестным. Все помнили слова комбата, когда вступили на территорию Венгрии: "С населением не грубить! Никаких вольностей! Никаких поборов! Поняли?" За ночь прошли километров пятнадцать. И на всем пути - следы жестоких схваток: сгоревшие "тигры" и наши "тридцатьчетверки", разбитые вдребезги бронетранспортеры и покалеченные наши противотанковые орудия. - Наломали дров,- вздохнул Дидигуров.- Выходит, за спиной у нас были и танки, и артиллерия. Где же они сейчас? Грохот ночного боя доносился справа. Видимо, главные силы немецких дивизий, встретив стойкое сопротивление наших войск, изменили направление главного удара, и теперь вгрызаются в оборону других рубежей. А быть может, наши танкисты контратакуют прорвавшегося противника с фланга? Все может быть, думал Дидигуров, а наша задача - во что бы то ни стало пробиться к своим. Из придорожного кустарника, донесся приглушенный стон человека, как видно попавшего в беду. Дидигуров послал туда сержанта Краснова. - Там наш боец,- доложил вскоре Краснов,^- Видать, контуженный и без сознания. На правой .ноге - повязка. - Надо забрать. Сообразите носилки. В группе стало тринадцать человек - "чертова дюжина". "К счастью это или к несчастью?" - подумал Краснов, сооружая носилки.- Будем верить - к счастью..." На рассвете группа вышла к небольшому хутору, приютившемуся в мелколесье. Дидигуров решил сделать привал, укрывшись в каком-нибудь сарае. Иного выхода не •'было: люди донельзя устали, оголодали, обессилели, неся на носилках раненого бойца, а в заплечных солдатских мешках - комплект гранат и патронов. Отдых, отдых нужен как воздух. Пусть без сна и еды. К счастью, сарай, о котором думал Дидигуров, нашелся - с плотной черепичной крышей и добротными стенами, наполовину заполненный дровами и разной хозяйственной рухлядью, вроде поломанных стульев и рассохшихся бочек. Выставив караул, командир разрешил всем вздремнуть. Вторую ночь группа Дидигурова шла на восток, обходя бивуаки немецких подразделений, броском пересекая дороги, бесшумно снимая часовых, выставленных возле мостовых переправ. В одной из'балок они обнаружили раненного в руку танкиста, который Тоже пробирался на восток. -г- Становись в наш строй,- сказал Дидигуров.- Будешь четырнадцатым... И танкист с радостью занял место замыкающего. Только на третьи сутки удалось им выйти из окружения. Штаб какого-то корпуса помог им разыскать ивою дивизию -и полк. И снова старшего сержанта Дидигурова с остатками 9-й роты направили в 3-й стрелковый батальон, которым командовал уже другой офицер - капитан Дорофеев. - А где майор Мельников? - Погиб... " Погиб на том рубеже, где прорвались танки. С гранатой бросился под "тигр". ...Еще десять дней и ночей продолжались тяжелые бои между озерами Веленце и Балатон. В одной их схваток Дидигуров был ранен, но не думал уходить с передовой. Батальонный санинструктор забинтовал пробитую пулей руку, сказал, усмехнувшись: - Ты, сибиряк, как святой. В воде не тонешь, в огне не горишь, пуля коснулась - и то легонько. Счастливый ты человек. - Верно, счастливый,- согласился Дидигуров.- Коли жив, значит, так оно есть... . , Однако, вражеские пули не всегда обходили Дидигурова стороной: одно, тяжелое, ранение он получил в Заполярье, второе в Венгрии, третье, тяжелое, на австрийской земле. С перебитой берцовой костью его доставили в медсанбат, а потом и в армейский госпиталь. А через неделю он получил из штаба полка письмо, в котором сообщалось, что командующий армией наградил его орденом Славы второй степени. "Значит, майор Мельников правду сказал,- вспомнил Дидигуров слова комбата, его крепкое рукопожатие после боя у развилки дорог.- Жаль, что он не дожил до победы. А ведь она где-то рядом!" Месяц спустя в этот же госпиталь привезли раненного комбата Дорофеева. - Слушай-ка, Дидигуров,- сказал капитан.- Тебя еще одним орденом наградили - Славой второй степени. - А не ошибаетесь? Второй степени Слава у меня уже есть. - Сам читал приказ... Орденом Славы второй степени. Так что не сомневайся. Капитан Дорофеев был прав. Там же, в госпитале, Дидигурову вручили два ордена Славы второй степени. Как видно, в ходе жестоких боев под Балатоном в штабе полка допустили ошибку, представив старшего сержанта за подвиги, совершенные в разное время, дважды к ордену Славы одной и той же второй степени. Лишь много лет спустя по ходатайству городского совета ветеранов и Бердского горвоенкомата Президиум Верховного Совета СССР Указом от 13 апреля 1979 года наградил Александра Андреевича Дидигурова орденом Славы первой степени, исправив ошибку военных лет. 27 апреля 1985 года утро в квартире Дидигуровых зазвонил телефон. Александр Андреевич дотянулся до трубки и услышал голос горвоенкома Алексея Федоровича Евтушенко: - Как здоровье, ветеран? В норме? Добро! Готовься, Александр Андреевич, к встрече гостей. И сверли дырку на пиджаке под новый орден - орден Отечественной войны первой степени. - Спа-а-сибо... В полдень к Дидигуровым приехали гости: первый секретарь горкома партии Сергей Александрович Марков, председатель горисполкома Александр Федорович Бояркин и горвоенком Алексей Федорович Евтушенко. Рукопожатия и поздравления, врученные ордена и медали "40 лет Победы" - все это взволновало ветерана. Надо было отвечать на вопросы, а он не мог - не было сил. Но Ольга Фоминична и на этот раз выручила мужа. - Живем, как добрые люди,- ответила она.- Все у нас есть: и свет, и вода, и телевизор, и радио, не говоря уже о хлебе насущном. Дети и внуки не забывают стариков. Старшая дочь Галя работает в Новосибирске, сын Владимир - в Пермской области - строитель, по стопам отца пошел. Четверо внуков у нас. И даже два правнука! - Богатые люди! - улыбнулся Сергей Александрович.- Дети, внуки и правнуки - это счастье. Есть кому трудовую эстафету передать. Попрощавшись, гости ушли. Дидигуров не торопясь выбрался на балкон и долго стоял, облокотившись на металлическое ограждение. По дороге бежали автобусы и легковушки, погромыхивая, спешили железнодорожные составы. И ему показалось, что ъ одном из пригородных поездов едет и он, Александр Дидигуров,- послевоенных лет бригадир, строительный мастер-прораб. Ведь это он, возвратившись с фронта, строил в Речкуновке дом-интернат, в Искитиме - котельно-радиатор-ный завод, в Новосибирске - аэропорт. Да и в Обской гидроэлектростанции есть частица его труда. "Нет, пожалуй, не зря прожита жизнь,- подумал Дидигуров.- Только жаль, что здоровье подкачало. Ладно, внуки-правнуки есть. Вырастут, позаботятся о мире. Все они - ветки от доброго дерева. Сибиряки!"